Этот день Джим собирался провести в автомастерской. Вчера пол ночи он помогал друзьям-кабельщикам делать проводку в мэрии, а поэтому сегодня с утра он был злее, чем обычно. Даже вечно фамильярный с Сандеем босс – толстозадый увалень Фил – сегодня сторонился Джимми, дабы не попасть под случайный огонь. В обращении с боссом, надо сказать, Джим был той ещё сволочью и никогда не стеснялся крепких выражений, всегда высказывал всё напрямую. Фил терпел по той простой причине, что Сандей приносил неплохой доход автомойке, ведь у него, как у одного из лучших автомехаников города, были свои постоянные клиенты из расы богатых и знаменитых, готовых отваливать кругленькие суммы за починку драгоценных «Кадиллаков».  Джим прекрасно знал о том, что босс неплохо разжился на его работе (даже открыл прилегающую к автомастерской мойку), а потому позволял себе болтать всё, что угодно. Конечно, порой, Фил не выдерживал и одёргивал Джима, тот затихал, но минут на пятнадцать. Затем всё начиналось сызнова.
В автомастерской Джим чувствовал себя как рыба в воде. Парни и девушки, работавшие там, за долгое время стали его семьёй, хотя Сандей по-прежнему не числился в официальном списке сотрудников, по причине его частой работы с представителями преступной элиты, которым даже своего механика лишний раз светить не хотелось. Но, как во всех коллективах, в автомастерской нередки были ссоры и распри. Чаще всего их причиной становился Джим, вечно всем недовольный: то помощник положил не туда инструменты, то мойщики растащили запчасти. Больше же всего недомолвок у Сандея было с – теперь уже бывшим – аэрографом, которого Фил недавно попёр за беспробудное пьянство и нежелание появляться на работе. Не любил Джим аэрографов, как и других художников, в принципе. Он не мог удержать себя от критики, хотя и рисковал раскрытием своего прошлого. Ни один из пятерых аэрографов, работавших в автомастерской за последние три года, не удовлетворял Джима. Усмешки друзей и заявления типа «рисовал бы тогда сам», вызывают у Сандея несколько неадекватную реакцию. Просто им невдомёк, что перед ними бывший художник, как истинный герой эпической поэмы, отрёкшийся от своего занятия из-за неразделённой любви.
С утра всё шло как обычно. Джим копался в машине постоянной клиентки, пожалуй, слишком часто разбивавшей своё авто и, очевидно, питавшей слабость к своему автомеханику. Впрочем, Джима мало заботили женщины среднего возраста, с достатком, видевшие в его лице не только заблудший субъект общества, который необходимо перевоспитать, но и весьма неплохо сложенного мужика.
Время близилось к обеду, когда Джимми закончил все дела с машиной, и спокойно болтал с помощником, ожидая, когда стрелка часов доползёт до назначенного часа и можно будет пойти поесть. Сандей не был голоден. Он, вообще, мало ел, но тухлая атмосфера автомастерской давила на него, как на истинно творческую личность. Ему хотелось сменить обстановку, и он думал лишь о том, как бы поскорее свалить, пропуская мимо ушей слёзные жалобы помощника на свою подружку, которая от него залетела, а потом то ли оказалась мужиком, то ли его сестрой.
Фил, получивший от Джима с утра втык за то, что передал машину, которую чинил Сандей, другому механику, решил отыграться на своенравном подчинённым и велел Джимии уйти на обед последним (в обеденное время на посту оставалась только секретарша Фила – пышногрудая блондинка, вожделенная мечта всех механиков и мойщиков).
Джим уже успел отпустить помощника и трижды не самыми добрыми словами помянуть босса, когда к мастерской подкатил какой-то мужик, тащивший на буксире жалкого вида машинку. При взгляде на это Джим машинально закрыл лицо руками: «Ещё одна», - промелькнуло у него в голове.
Хозяйкой машины оказалась… да, блондинка, но совершенно не шлюховатого вида, как ожидал Джим, а вполне приличного, свойского. Сандей тут же погрузился в созерцание фигуры пришелицы. Ведь появление девушки всегда привлекало внимание мужской части «населения» мастерской. Надо сказать, Джим был большим поклонником женской красоты, пускай и слыл заядлым женоненавистником. Он действительно не терпел женщин, но только определённого рода: слишком помешанных на себе и своей внешности, слишком много думающих своими безмозглыми крашеными головками, которые Джиму так и хотелось разбить об асфальт.
Новоприбывшая барышня бойким шагом подошла к одному из самых старых и ненадёжных механиков. Из этого Джим сделал вывод, что она не местная, ведь все жители Боулдера были в курсе, кто круче всех сечёт в машинах.
Джим развалился на сложенных в стопку шинах и наблюдал за тем, как механик отказал несчастной. «Не повезло тебе», - подумал Сандей. Вдруг, к его несчастью, взгляд блондинки устремился на него. Очевидно, Джим слишком сильно увлёкся изучением её прелестей, совсем забыв о приличиях, чем привлёк хотя бы подсознательное внимание девушки… Теперь бойкие шаги, показавшиеся Джиму сходными с поступью Сатаны, что в час Страшного Суда, распахнёт врата в Ад для грешников. Сандей нервно сглотнул. Меньше всего ему хотелось общаться с незнакомкой, копаться в её машине, решать её проблемы. Джиму хотелось на обед, поболтать с друзьями, съесть грёбанный бургер. Похоже, теперь обед обламывается.
Блондинка обратилась к Сандею с милой улыбкой и вопросом, не сможет ли он ей помочь. Перво-наперво в ответ она получила лишь испуганный кроличий взгляд Джима, а об улыбки не могло быть и речи. Он и так редко улыбался. Лишь в моменты искреннего счастья, от которого сейчас он был так далёк.
- Фииил! – было первым, что вырвалось из уст Джима, спустя несколько секунд молчания. Офис начальника отозвался гробовой тишиной. «Ушёл обедать, мразь», - бросил про себя Джим. Послать блондинку куда подальше он в любом случае не мог, потому что таков закон автомастерской – все клиенты должны быть обслужены и счастливы. Фил же мог спихнуть дамочку кому-нибудь менее опытному. Быстро изобразить крайнюю занятость Джиму тоже не удалось. Хотя бы по причине того, что он полулежал на автомобильных шинах, и всё его существо было исполнено лени и безмятежности аккурат до приезда блондинки.
- Пошли, посмотрим на твою колымагу. - Мрачно ответил, наконец, Джим на вопрос девушки и зашагал к её машине. «В конце концов», - рассуждал он: «Я не обязан быть вежливым с клиентами».
Подойдя к машине, Сандей критично оглядел её, потом открыл капот, из-под которого на механика повалил дым. «Потрепала тебя эта сучка», - Джим покачал головой, поглядев на вусмерть сгоревшие провода.
- Пиздец машинке-то твоей, детка, - бросил Сандей хозяйке, как подруге. – Починить нельзя… То есть, я мог бы. Но задорого. И времени понадобиться много.
Никогда в жизни Джим не разговаривал так дерзко с клиентками. Ему было интересно посмотреть на реакцию этой блондинки. Он предположил, что она оскорбится и уйдёт в расстроенных чувствах, а заявится под вечер с деньгами и просьбой починить как можно скорее. Они всегда так делают. Даже самые стервозные. А у этой лицо настоящей стервы.
Сандей захлопнул капот.
- Вот напокупают себе прав, а потом машины страдай, - Джим любовно провёл бледной рукой по разогревшемуся почти до температуры Солнца капоту. – Ну, ничего, будешь у меня в норме.
Джим всегда искренне сочувствовал многострадальным женским машинам, претерпевающим такое, чего не приснилось бы ведьмам, попавшим в лапы инквизиторов. Он жалел эти старые колымаги и дорогущие автомобили. «Один хер – водить не умеют», - говаривал он своим приятелям. И был прав. Мало кто из женщин умел водить по-мужски, ведь у мужчин своя логика, а на дороге правит именно она.
Борясь с диким желанием выпроводить так поначалу приглянувшуюся ему блондинку вместе с её машинкой нахуй из автомастерской и пойти обедать, Джим попытался улыбнуться. У него не получилось. Должно быть, со стороны он выглядел как придурок. Хотя ему было без разницы. Он никогда не замарачивался тем, что о нём подумают другие. Просто делал и всё. Ещё с тех времён, когда Ханна была с ним. Возможно, это она научила Сандея этому: насрать на всех и делать то, что делаешь. Лучший совет из всех, что можно дать человеку, сбившемуся с пути. Но прислушается ли он, поймёт ли – другой вопрос. Будет ли у него желание откликнуться на это, хватит ли смелости протоптать собственную дорожку, победить долбанные стереотипы? Ведь это могут далеко не все.
Вернувшись в реальность, Джим поглядел на клиентку: светлые волосы, открытая майка, рваные джинсы: всё очень органично смотрелось на её худом теле.
Ну вот, он опять ведёт себя как сексуальный маньяк.
Что ж, это выход. Может, она испугается его и сбежит.
Наконец, Джиму удалось расплыться в улыбке. Он в самых ярких красках вообразил себе побег клиентки, вставшей ему почти поперёк горла.
Наверное, снова выглядел как дебил: «Похуй».

Все это, наконец, позволило ему спокойно уединиться в своем доме и не быть тревожимым никем и ничем, кроме почты. В самом деле, быть богатым и не контактировать с окружающими гораздо проще, чем быть бедным и не контактировать с окружающими. Порой, впрочем, контактировать все-таки приходилось, например, когда заболел Бельфегор. Взяв кота, господин Морт отправился к ветеринару, который, по словам его клиентов, «творил чудеса» и вообще «настоящий волшебник». «Настоящего волшебника» по имени Альфонс господин Морт застал за спешным собиранием вещей. На вопрос, куда он собрался, ветеринар пробормотал что-то среднее между Гондурасом и Бермудами. Ответ этот господина Морта не устроил: на его руках умирал кот, и жизненные проблемы ветеринара его не волновали. Ветеринара же, в свою очередь, в тот момент гораздо меньше волновали коты, чем собственная шкура. После краткого разговора выяснилось, что ветеринар сильно задолжал всяким плохим людям. Тогда господин Морт предложил сделку: ветеринар спасет кота, а господин Морт — ветеринара. Хотя тому, скорее всего, лучше будет скрыться с глаз долой, а то с плохими людьми и шутки плохи. Кота спасти не удалось, господин Морт впал в безэмоциональное уныние, а спустя два дня обнаружил на пороге «настоящего волшебника» с котенком в руках и просьбой все-таки отплатить по его долгам. Так в жизни тридцатиоднолетнего господина Морта появился дворецкий Альфонс и Бельфегор II.

.   Жизнь, по сути своей, штука скучная. Уже годам к двадцати пяти можно выучить все ее хитрости и «неожиданные» повороты, и если к этому времени не удалось завести детей, то самым верным способом избавиться от скуки становятся увлечения. Взглянув на часы в далеком 1989 году, господин Морт дождался полуночи первого марта и с тех пор официально увлекся стимпанком. Увлечение это было донельзя удобным: оно не обязывало его к контактам с окружающими, не требовало особой экипировки или навыков и давало пищу для ума. Пища для ума была одним из двух видов пищи, которые господин Морт обожал всей душой.
   Вторым было, конечно, карри.
   Если карри было вещью общедоступной, то пищу для ума порой приходилось доставать из весьма неприятных мест. Например, из заполненных людьми библиотек. Узнав, что мистер Филиппо будет давать лекцию в местной библиотеке, господин Морт после целого часа раздумий, тарелки карри и ворчливого замечания Альфонса все-таки решил пойти на рискованный шаг. Рискованный шаг был, в самом деле, шагом — за порог уютного, по меркам господина Морта, дома во внешний мир, полный болтливых созданий.
   Одетый в один из десятка неотличимых друг от друга черных костюмов, господин Морт отправился до библиотеки пешком, блистая лысиной на августовском солнце. На его счастье, по пути не встретилось никого, кто бы мог вдруг захотеть с ним поговорить (честно говоря, таких людей вообще было мало, но господин Морт с ужасающей частотой сталкивался с ними в самых неожиданных местах, а потому уже подумывал обзавестись паранойей, но все откладывал). Внутри библиотеки жаждущих общения с ним тоже не оказалось, поэтому господин Морт спокойно занял свое место во втором ряду и занялся тем, что практиковал часто и не без мастерства: принялся ждать.
   Ожидающий чего-либо господин Морт чем-то походил на статую, по ошибке помещенную вместо пьедестала на библиотечный стул, да так и оставленную прозябать в одиночестве. До встречи с писателем оставалось всего минут пятнадцать, люди потихоньку занимали свои места, а господин Морт сидел неподвижно и смотрел прямо перед собой таким строгим взглядом, словно кого-то мысленно отчитывал. На самом деле, мысленно господин Морт гладил Бельфегора II, это его успокаивало, когда приходилось находиться среди большого скопления людей. Но для точного воспроизведения опыта приходилось очень сильно сосредотачиваться.
   Наконец, в лекционный зал вошел сам писатель, мистер Филиппо, в сопровождении библиотечных работников, среди которых господин Морт мгновенно приметил знакомое лицо. Лицо это притягивало его взгляд, словно муха — мухоловку, словно лосось — медведя, словно должник — кредитора. Господин Морт прищурился, неотрывно следя за мистером Виндом.
   С одной стороны, мистер Винд должен был ему денег. Много денег. Очень много денег. Столько денег, что ими почти можно закрыть государственный долг США. С другой стороны, господин Морт пришел сюда на лекцию. Это его увлечение, чтобы не было скучно. Господин Морт не любил, когда ему скучно. Еще господин Морт не любил непунктуальных людей, которые отказываются отдавать долги.
   Господин Морт нахмурился, глядя на мистера Винда.
   Наверное, господин Морт прожег бы в мистере Винде дыру, а может быть, даже две — по одной на каждый глаз, но тут визгливый голосок сбоку попросил его «убрать свои лыжи», аргументировав это тем, что «ну ваще негде пройти». Аргумент также сопровождался неприличным причмокиванием человека, с наслаждением досасывающего свой чупа-чупс. Господин Морт с недоумением воззрился на молодую и недалекую девицу, возвышавшуюся над ним с выражением лица настолько же пустым, насколько и претенциозным.
    — ПОЖАЛУЙСТА, МИСС.
   Господин Морт поджал ноги под стул. Девица прошла мимо, чуть не заехав господину Морту сумочкой по лысине, чем окончательно отвлекла того от мыслей о должниках и кредиторах, и конкретно о мистере Винде. Тем более, мистер Филиппо как раз занял свое место, выпил водички, откашлялся и начал лекцию. Господин Морт откинулся на спинку стула и приготовился наслаждаться прекрасным субботним днем.
   Мистер Винд временно перестал его волновать.

Свои сорок два года господин Морт встретил в доме, где проводился аукцион. Господина Морта особенно интересовал комплект прекрасно сохранившейся старинной мебели, но как выяснилось, не только он один сумел привлечь внимание нелюдимого отшельника. Мебель принадлежала почившей чете, а за своей спиной эта почившая чета оставила шестнадцатилетнего парнишку с занимательным именем Исмаэль. На аукцион его, конечно, не выставляли, но господин Морт, наблюдая за тем, как парнишка прощался с родным домом, подумал, что, наверное, стоит проявить сострадание. Ну или как оно там зовется, это чувство, которого точно нет у сатанистов, зато есть у стареющих знатоков антиквариата. Так спустя полгода в жизни господина Морта появился приемный сын по имени Исмаэль. Сказать по правде, господин Морт и сам еще не до конца разобрался, почему все-таки решил усыновить парнишку: то ли имя у него занимательное, то ли рациональное сострадание всему виной, то ли возможность в перспективе обзавестись дополнительным домом и кучей антикварных вещей.

.   Жизнь, по сути своей, штука скучная. Уже годам к двадцати пяти можно выучить все ее хитрости и «неожиданные» повороты, и если к этому времени не удалось завести детей, то самым верным способом избавиться от скуки становятся увлечения. Взглянув на часы в далеком 1989 году, господин Морт дождался полуночи первого марта и с тех пор официально увлекся стимпанком. Увлечение это было донельзя удобным: оно не обязывало его к контактам с окружающими, не требовало особой экипировки или навыков и давало пищу для ума. Пища для ума была одним из двух видов пищи, которые господин Морт обожал всей душой.
   Вторым было, конечно, карри.
   Если карри было вещью общедоступной, то пищу для ума порой приходилось доставать из весьма неприятных мест. Например, из заполненных людьми библиотек. Узнав, что мистер Филиппо будет давать лекцию в местной библиотеке, господин Морт после целого часа раздумий, тарелки карри и ворчливого замечания Альфонса все-таки решил пойти на рискованный шаг. Рискованный шаг был, в самом деле, шагом — за порог уютного, по меркам господина Морта, дома во внешний мир, полный болтливых созданий.
   Одетый в один из десятка неотличимых друг от друга черных костюмов, господин Морт отправился до библиотеки пешком, блистая лысиной на августовском солнце. На его счастье, по пути не встретилось никого, кто бы мог вдруг захотеть с ним поговорить (честно говоря, таких людей вообще было мало, но господин Морт с ужасающей частотой сталкивался с ними в самых неожиданных местах, а потому уже подумывал обзавестись паранойей, но все откладывал). Внутри библиотеки жаждущих общения с ним тоже не оказалось, поэтому господин Морт спокойно занял свое место во втором ряду и занялся тем, что практиковал часто и не без мастерства: принялся ждать.
   Ожидающий чего-либо господин Морт чем-то походил на статую, по ошибке помещенную вместо пьедестала на библиотечный стул, да так и оставленную прозябать в одиночестве. До встречи с писателем оставалось всего минут пятнадцать, люди потихоньку занимали свои места, а господин Морт сидел неподвижно и смотрел прямо перед собой таким строгим взглядом, словно кого-то мысленно отчитывал. На самом деле, мысленно господин Морт гладил Бельфегора II, это его успокаивало, когда приходилось находиться среди большого скопления людей. Но для точного воспроизведения опыта приходилось очень сильно сосредотачиваться.
   Наконец, в лекционный зал вошел сам писатель, мистер Филиппо, в сопровождении библиотечных работников, среди которых господин Морт мгновенно приметил знакомое лицо. Лицо это притягивало его взгляд, словно муха — мухоловку, словно лосось — медведя, словно должник — кредитора. Господин Морт прищурился, неотрывно следя за мистером Виндом.
   С одной стороны, мистер Винд должен был ему денег. Много денег. Очень много денег. Столько денег, что ими почти можно закрыть государственный долг США. С другой стороны, господин Морт пришел сюда на лекцию. Это его увлечение, чтобы не было скучно. Господин Морт не любил, когда ему скучно. Еще господин Морт не любил непунктуальных людей, которые отказываются отдавать долги.
   Господин Морт нахмурился, глядя на мистера Винда.
   Наверное, господин Морт прожег бы в мистере Винде дыру, а может быть, даже две — по одной на каждый глаз, но тут визгливый голосок сбоку попросил его «убрать свои лыжи», аргументировав это тем, что «ну ваще негде пройти». Аргумент также сопровождался неприличным причмокиванием человека, с наслаждением досасывающего свой чупа-чупс. Господин Морт с недоумением воззрился на молодую и недалекую девицу, возвышавшуюся над ним с выражением лица настолько же пустым, насколько и претенциозным.
    — ПОЖАЛУЙСТА, МИСС.
   Господин Морт поджал ноги под стул. Девица прошла мимо, чуть не заехав господину Морту сумочкой по лысине, чем окончательно отвлекла того от мыслей о должниках и кредиторах, и конкретно о мистере Винде. Тем более, мистер Филиппо как раз занял свое место, выпил водички, откашлялся и начал лекцию. Господин Морт откинулся на спинку стула и приготовился наслаждаться прекрасным субботним днем.
   Мистер Винд временно перестал его волновать.

Несмотря на погоду, утро всегда было временем когда Гард был наиболее миролюбив. Свежий, чистый и прямо таки сияющий. Исключений было всего два, первое, когда он не спал всю ночь, а второе, когда его просыпающийся мозг теребили странными вопросами, просьбами что-то сделать и вообще любыми действиями впринципе. Ему надо было встать, поесть, засесть в ванной комнате и только тогда он начинал что-то соображать. Вместе с этим и появлялось хорошее настроение. Это и было для него добрым утром. Даже если на противоположной стороне улицы горели соседи, а город разрывали ураганы, если он мог в тишине и никем не тронутый проснуться, поесть и умыться, все было хорошо. Так что да, утро было доброе.
- Ну а чем же не доброе? - утреннюю улыбку счастливого и довольного жизнью человека стирать с лица не было никакого желания. И даже страшные рассказы о кладах и жвачках не испортили ему настроения, напротив, даже чем-то позабавили.
По мере начала работы все же он начал приходить в норму и приобретать серьезность. Магазин сейчас был похож на очень раннесредневековую Англию, где книжные полки были многочисленными королевствами. Аккуратные, еще не тронутые полки были хорошими, мирными на данный момент землями. Разобранные полки, с лежащими рядом книгами были в "состоянии войны" друг с другом или же сильным общим противником - Оливером. Но потом, когда противник их завоюет, он проведет "реформу государства", влив новый контингент и сделав нововведения в правлении.
Ну а пока Герберт предавался великим рассуждениям, хозяин вспоминал где могли бы быть новые поступления.
- Там? - переспросил Герберт, поначалу не поняв куда его послали, но затем мастер Джонс сам отправился в нужном направлении.
И ничто не предвещало беды. На какое-то время он замер, а потом начал что-то бубнить себе под нос. Чтобы не переспрашивать, Гард в несколько шагов преодолел расстояние между ними, но расслышал фразу лишь с "трупа".
- О! - коротко вырвалось из него, при виде необычной находки. Берти положил руку на плечо Оливеру, то ли чтобы поддержать мужчину, то ли просто от неожиданности. - Оу... - этот звук был уже намного мрачнее.
Там лежала девушка. Женщина. Дверь черного хода была чуть приоткрыта, а она лежала среди коробок и книг, на спине, с запрокинутой головой. Одна ее рука спокойно покоилась на одной из коробок, другая застряла где-то под ней. Волосы, ярко-красные длинные волосы были похожи на щупальца кальмара, они как-будто тянулись к стоящим в дверях парням. Глаза ее были широко раскрыты и так же смотрели на них. Взгляд был отсутствующим, абсолютно пустым хотя какой еще у трупа может быть взгляд? А на выставленной в такой позе шее, оставались темные следы. Герберт сделал пару шагов вперед и сел недалеко от женщины, не трогая ее на всякий случай, мало ли его еще подозревать будут. Ну вдруг она просто перепила и так спит. Хотя нет. По всем признакам, как мог судить Гард, она была мертва.
- Нууууу... - начал он и замолчал. Затем он продолжил. - ...кажется она мертва, да. Пойду позову полицию что-ли. - он встал и сделал несколько шагов назад, доставая из кармана телефон.

Вероника все видела в каком-то искаженном виде. Все плыло от переполнявшего ее гнева. Теперь она понимала слова «в состоянии аффекта». Именно к этому состоянию Вероника медленно, но верно приближалась. Когда даже убийство считается не убийством. Ее руки дрожали от плохих попыток сдержать гнев. Она тяжело дышала, ей хотелось кричать, что есть силы и бить все, что попадется под руку. И не важно, будет это посуда, мебель или Рита. В особенности Рита. Она предала ее, предала ее чувства, позволив себе развлекаться на стороне, тогда как Вероника была верна этой чертовой девчонке. И угораздило же Веронику во все это вляпаться. Как она, Железная Леди, смогла поддаться чувствам и эмоциям?! Как она могла себе позволить такое разрушающее чувство как любовь? Идиоты те, кто говорит, что любовь лечит и возвышает человека. Все это чушь! Любовь делает человека глупцом и слепцом. Она разрушает душу и сердце, оставляя там зияющую рану, которая постоянно кровоточит. Теперь Вероника поняла, как опасно любить. Это в сто раз опаснее езды на мотоцикле без шлема. Там ты хотя бы знаешь, что если разобьешься, то умрешь сразу, а здесь тебя ожидает агония, медленная и мучительная. Та, которая будет тебя уничтожать каждый день. Это надо все прекращать. Сейчас же.
Пока Вероника пыталась придти в себя, Рита внезапно заскочила на кресло и перепрыгнула его спинку и оказалась в опасной близости с Вероникой. Все ее попытки успокоиться были тут же развеяны в пух и прах.
- Ладно, я поняла, что дело тут не в выпивке, но с каких пор ты стала такой моралисткой, что какой-то дрянной зародыш, не имеющий к тебе никакого отношения, стал для тебя так важен?! - Вероника прикрыла глаза стараясь сдержаться, но когда она почувствовала, что Рита снова пытается взять ее за руку у нее упала планка. Это уже была совершенно не Вероника. Открыв глаза, Вероника что есть сил, влепила Рите пощечину. Она даже вздрогнула от того как громко она прозвучала. Вероника видела, как от этой пощечины Риту развернуло, и она шумно упала на пол, зацепившись грудью о край кресла. Вероника наклонилась над лежащей Ритой и буквально прошипела:
- Я сказала тебе не прикасаться ко мне, - Рита в страхе подняла взгляд на Скофилд. Вероника сама себя не узнавала. Она вообще никогда не занималась рукоприкладством, но сейчас... Сейчас это была не она. Резко схватившись за голову, Вероника громко закричала, пытаясь выпустить весь тот гнев, который в ней накопился. Она ненавидела саму себя за то, что ударила Риту. Схватив лампу, она швырнула ее об стену. Лампа, как и бокал до этого разлетелась в дребезге. Комната погрузилась в темноту. Веронике нужно было отсюда уйти. Уйти, чтобы не натворить еще больше дел. Вероника прошла мимо все еще лежащей Риты и когда она уже была практически на выходе из гостиной, громко закричала от боли. В ее ногу впился осколок от бокала. Боль была ужасной, из глаз брызнули слезы. Шипя от боли, Вероника осела на пол. Боль немного отрезвила ее. И уже вместо крика, по щекам Вероники бежали безостановочно слезы. Это безумие, это какое-то безумие...

На осознание того, что она жива, у Сюзан ушло буквально несколько секунд, столько же прошло до того момента, пока девушка поняла, что самой ей не выбраться, слишком тяжелы были засыпавшие ее книги, да и упавший шкаф не облегчал задачи. О том, что рухнул не один элемент библиотечной мебели, да и пара люстр к тому же, Санденс еще не знала, и слава Богу.
Как раз во время обдумывания ситуации, Сюз услышала голос, судя по тембру это определенно был парень и то, как он говорил ясно давало понять, что он местный студент. Хранительница книг хотела уже было откликнуться, как услышала обращенное в свой адрес "миссис".
"Да что ж это такое? Я что так плохо выгляжу? Ведь кольца у меня нет, как и мужа, мать его! Прям обидно даже! Ну ничего, парень, если меня достанешь ты, я сначала скажу спасибо, а потом придумаю, как отыграться, за эту миссис."
Но вот беда, пока девушка внутренне возмущалась и сочиняла мысленную тираду, потенциальный спаситель уже скрылся, очевидно либо насовсем, либо за помощью. Сюз отчаянно надеялась на второе, но и обижаться на первое уже начинала.
Вновь оставшись в библиотеке в гордом одиночестве, скорее от скуки, чем в надежде на успех, Санденс все-таки решила осуществить самостоятельную попытку освобождения. Сперва она пошевелила руками, было неудобно и, при каждом движении, откуда-то наваливались все новые и новые тома.
- Господи, их там что, нескончаемый поток? Ведь шкаф вроде не был похож на бездонную ерундень, обычный такой двухметровый книжный шкаф. Обычный! Так откуда тут столько книг???
Хотелось вдоволь накричаться от злости, беспомощности и разочарования, но толку от этого не было бы никакого, кроме морального удовлетворения, да и кричать с носом и ртом забитыми пылью и мерзкой паутиной, было бы не лучшим времяпрепровождением.
"Наглоталась всякой дряни, теперь поди еще отравление будет. Интересно, куда ускакал тот парнишка? Правда прошло много времени или у меня тут, оно тянется как резина? А может меня вообще насмерть засыпало, а это персональный ад? Я же не была такой плохой! Господи, что за мысли лезут в голову? ничего, сейчас он вернется, с подмогой, меня вытащат, я приберусь в библиотеке и все снова будет хорошо. Да, так и будет."
Паника сменялась спокойствием и наоборот, пока Сюз не услышала как кто-то вошел в основной зал. Как девушка могла хоть что-то слышать, оставалось загадкой, потому что за время ожидания в голове у нее начало звенеть, а любое напряжение мышц в правой ноге отдавалось тупой ноющей болью.
"Вот дьявол! А где? На этот вопрос я бы очень хотела тебе ответить, Герберт, жаль только не могу. Так! Стоп-стоп-стоп! Откуда вообще мысль-то такая, что вошел именно он? Его тут не было уже давненько, наверно, опять забыл сдать книгу, вот и не показывался. Как всегда... что за несносный парень?"
Но поскольку ответить нормально вошедшему Сюзан не могла, она прохрапела что-то типа:
- Я здесь...
И с большим трудом, сопряженным с новой болью, высвободила руку так, чтобы спасители могли увидеть, где начинать книжные раскопки.